Искушение. Сын Люцифера - Страница 120

120

Если это случайность, то совершенно удивительная. Чудная! Так что, возможно, законы и есть. Но, в любом случае, они совершенно непостижимы! По крайней мере, пока.

В общем, «чудны дела твои, Господи!».

Опять, кстати, «чудны»! В одном из самых известных библейских выражений. И, заметьте, именно: «чудны». Не «чудесны», а именно «чудны»! «Чудное», «чуден», «чудны». Так что, возможно, законы и есть.

В(несколько растерянно): Да-а… Действительно… Я как-то раньше не обращала внимания… Очень интересно…

Ну, хорошо. Вот Вы упомянули Пушкина и Гоголя. А кого еще Вы любите? Назовите Ваших любимых писателей.

П (уверенно, сразу и не колеблясь): Салтыков-Щедрин.

В(удивленно): Салтыков-Щедрин? Я, честно говоря… А! «Губернские очерки», «Сказки», «Господа Головлёвы»?..

П: Да нет, как раз именно эти произведения я считаю у него наиболее слабыми. «Дневник провинциала в Петербурге», «За рубежом», «Письма к тётеньке», «Господа Молчалины», «Господа Ташкентцы»…

В (еще более удивленно): Даже не слышала никогда! (После паузы.) Ладно. Салтыков-Щедрин. А еще кто?

П (задумывается): Да всё, пожалуй.

В (с огромным удивлением): Как «всё»!? А Достоевский, Толстой, Чехов!? Вы их не любите? Или тот же Пушкин?

П: А Вы давно читали «Войну и мир»? Или «Братьев Карамазовых»?

В (несколько смущенно): Ну-у… Откровенно говоря… Наташа Ростова… Да только в школе, пожалуй.

П: А перечитывали с тех пор хоть раз?

В (так же смущенно): Нет.

П: Вот видите. И в то же время Вы называете Толстого великим писателем, а «Войну и мир» — бессмертным произведением. Чем же он тогда велик? Если его никто не читает?

Всё это сплошное лицемерие. Люди называют великими авторов, которых никто не читает. Кроме разве что специалистов-литературоведов. Чушь всё это! Поклонение идолам.

Нет бессмертных произведений, как нет бессмертных людей. И в этом высшая мудрость! Если бы люди были бессмертными, мы бы до сих пор так и пребывали все под властью Чингисхана. Или какого-нибудь там Навуходоносора, которые так и не упустили бы никогда свою власть. Никакого прогресса бы вообще не было, или он замедлился бы в тысячи, в миллионы раз!

Да что там Навуходоносор! Подумайте, что было бы, если бы Сталин был бессмертным. Или Ленин! Мы бы и сейчас Беломор-канал строили. Это в лучшем случае. А в худшем — они покорили бы весь мир и остановили историю и прогресс. Время прекратило бы свое течение. Закукливание! Коллапс! Свернутая система. Анабиоз. Впавший в кому организм с минимальной жизнедеятельностью и метаболизмом, который может существовать в таком состоянии сколь угодно долго. Вечно!

Смерть — непременное условие прогресса. Великие должны умирать! Иначе рано или поздно они неизбежно становятся непреодолимым препятствием на пути жизни, развития. Жизненный поток растекается и загнивает. Всё покрывается плесенью веков, тонет в безразличной бездне, даже не отведав от плода жизни. Апатия, безразличие. Никому ни до чего нет дела. Никому ничего не интересно, ничего не жаль, ничего не происходит и некого воззвать к деятельности. Завтра — точное повторение вчера.

Тупик. Конец. Болото с квакающими лягушками, беспрерывно возносящими хвалы своему хозяину. Повелителю и господину.

Точно так же и литературные произведения. Они тоже стареют и умирают, как люди.

В конце концов остается только память. Гробница, на которую можно придти поклониться, но не более того. В этом смысле любой современный комикс лучше всего Толстого, как живой осел лучше мертвого льва.

В: Но почему мертвого?! Того же Толстого всё же читают, хоть, я согласна, и меньше, чем раньше и чем принято думать. И будут читать, я уверена, и через сто лет. А комикс забудут завтра же. Вот он действительно умрет. Это однодневка.

П (смеясь): Правильно-правильно!.. Сдаюсь. Вы меня поймали. Это я слегка погорячился в пылу полемики. Тот же «Война и мир», скажем, еще не мертв. Просто это уже глубокий старик, дедушка, никому особенно не интересный, но вызывающий уважение своим почтенным возрастом и сединами. Аксакал-долгожитель, который проскрипит еще пожалуй, лет сто, а то и все двести.

Этакая полусонная черепаха Тортилла. Дремлющая в иле на дне пруда. А комиксы — это эфемерные подёнки-однодневки, весело резвящиеся над его гладью. Завтра их не будет, и на их месте придут новые. Другие. Мириады и мириады других. А потом, в свою очередь, исчезнут и они. А Тортилла так и будет дремать в своей тине.

Но, скажите по совести, разве это жизнь? А ведь когда-то и она была прекрасной бабочкой, самой прекрасной из всех! Которой все действительно восторгались. Но сегодня всё это в прошлом. «Дела давно минувших дней».

В: Ладно, давайте вернемся все-таки к Вам. Или нет, подождите! Но ведь Салтыкова- Щедрина Вы все же назвали? Чем же он в Ваших глазах отличается от того же Толстого?

П: Его можно перечитывать. Это единственный, на мой взгляд, автор, которого можно перечитывать. Причем постоянно.

У меня постоянно лежит на столе какой-нибудь том из его собрания сочинений, которое я непрерывно перечитываю. Просто по кругу. Заканчиваю и сразу же начинаю снова. Других таких авторов я не знаю. Впрочем, это вопрос вкуса. Дело сугубо личное.

Единственная проблема — что я его уже почти наизусть выучил. (Смеется.) Скоро читать будет нечего. Хотя, последнее время я и так почти уже ничего не читаю. (Мрачнеет.) Времени нет. В основном пишу.

120