Примерно через неделю Кубрин обнаружил, что с ним что-то происходит. Что-то было не так. Мир вокруг изменился. Поглупел. Причем весь! Целиком. Весь разом!
Жена, друзья, сослуживцы… книги, СМИ… Словно он попал в какую-то Страну Дураков, и дураки были теперь повсюду. Везде. Даже лиса Алиса и кот Базилио, которые, по всей видимости, его сюда каким-то волшебным образом и затащили, — и те исчезли! Привели и бросили. Испарились!! Сейчас бы он даже им бы был бы рад! И с радостью бы отдал им все свои золотые, лишь бы они его отсюда вывели. Спасли! Но их, увы, не было. Они куда-то бесследно сгинули. Соскочили с концами.
Они-то сгинули, а дураки остались. И спасения от них не было.
Он даже читать теперь не мог. О телевизоре же и говорить было нечего. Кубрину вообще теперь диким казалось, как он мог его раньше смотреть?! И, помнится, ему ведь там даже кое-что нравилось! Что там может «нравиться»? Серость, примитивизм, бесталанность… Вульгарность и пошлость! Отсутствие вкуса и хотя бы элементарного воспитания. Глупые люди, произносящие с умным видом глупые слова. Телевидение это наше!.. Кинцо…
Да, но с другой-то стороны, — вдруг подумал Кубрин, — а на Западе что? То же ведь самое. Фильмы эти голливудские… Это же вообще мрак беспросветный! Дебилизм. Причем, если у нас многие проблемы имеют в основе своей чисто технический характер: отсутствие финансирования, недостаток профессионализма и т. п., то у них-то с этим в принципе всё в порядке.
И у них ведь, заметьте, телевидение и кинематограф — это просто бизнес. И раз этот бизнес существует и даже процветает, значит, его продукция пользуется спросом. И раз Голливуд снимает идиотские фильмы, значит, именно такие фильмы общество и требует. Значит, именно это и есть его уровень. Уровень современного общества. Комиксы и боевики. И претензии надо предъявлять не к Голливуду, а к обществу в целом. Вот такое вот оно, оказывается. Глупое и примитивное. Пошлое!
Кубрин неожиданно вспомнил, как Пугачева спела на своем недавнем юбилейном концерте — чуть ли даже не в Кремлевском дворце! — какие-то совершенно немыслимые по своей вульгарности и дурному вкусу куплеты. Про руку из унитаза (!), которая протягивает ей розы. Такие вот, мол, у нее вездесущие и назойливые поклонницы. Достали! Пошла она, дескать, пардон, в туалет, по нужде, только было заперлась в кабинке, как из унитаза… Ну, в общем, кошмар и тихий ужас.
И как весь зал, стоя, ей аплодировал. Мужчины в строгих, дорогих костюмах; дамы в мехах и бриллиантах. Весь наш доморощенный бомонд, словом. Расписался! Отметился.
«Я такой же (такая же)!.. Мне это нравится! Этот сортирный юмор. Это мне близко!.. Это я только прикидываюсь таким вальяжным, воспитанным и рафинированным, на умные концерты с умным видом хожу, а на самом-то деле!.. И-го-го!..»
На самом-то деле, «Леди Диана» — это у мадам просто псевдоним такой красивый, погремуха по жизни, а по паспорту-то она — Дунька Толстопятая из Тетюш. И как ею была, так ею в душе и осталась. Несмотря на все свои шиншиллы и брюлики. Прошу любить и жаловать! Да-с..
Кубрин вдруг с неприятным удивлением припомнил, что он и сам, глядя по телевизору, смеялся. Вместе с женой, кстати. Что им это тоже тогда казалось забавным. А чего тут забавного? Это же ужасно, а не забавно! Говорить можно, конечно, о чем угодно, на любые темы, запретов морально-эстетических тут никаких нет и быть не может! достаточно вспомнить, к примеру, того же Баркова; главное — КАК говорить! Вот в чем штука! Вот что принципиально. И на опасные темы говорить опасно вовсе не потому, что они сами по себе какие-то там запретные; а просто потому, что это очень сложно. Очень легко тут скатиться в пошлость, в вульгарность, в обычную похабщину. Один неверный шаг, просто неудачно выбранное слово — и!.. Соблюсти меру! Пройти по грани! Это требует огромного таланта, вкуса и безошибочного чувства такта. Даже у Пушкина и Баркова не всегда получалось. Чего уж об остальных-то говорить! Особенно современных наших пиитах. Куплетистах-затейниках.
Так что, уважаемая Алла Борисовна!.. «женщина, которая поет». Никакая Вы давно уже не «женщина». А обычная баба. Голосистая, пошлая и вульгарная. Типа базарной торговки. Только…
Э-э-э!.. — неожиданно опомнился Кубрин. — О чем это я?! Чего это я на бедную Аллу Борисовну напал? И что я к ней вообще прицепился? Господи боже мой! Что у меня вообще за мысли такие!? Чужие какие-то. Не мои совсем! Голливуд… Пугачева… современное общество… Раньше мне такое вообще в голову никогда не приходило! Ну, поют себе люди и поют. Музычка играет… концерт… весело… А тут!.. Господи! Да что это со мной такое творится-то?!!
Кубрин чувствовал себя, как вундеркинд в какой-то школе-интернате для умственно отсталых детей. Все вокруг чем-то занимаются, в какие-то свои дурацкие игры играют, живут, в общем, своей обычной дурацкой жизнью. Но что там, скажите на милость, нормальному-то ребенку делать?! А уж тем более вундеркинду? Во что играть? И самое главное, с кем?!
Мир вокруг словно поблек. Выцвел. Потускнел. Потерял разом всё свое очарование. Читать нечего, смотреть нечего, общаться не с кем. Тоска и скука. Причем какие-то совсем уж унылые и беспросветные. Расчитывать было не на что. Не надеяться же, в самом деле, что все вокруг вдруг разом резко поумнеют? Кубрикову вспомнился брантовский «Корабль дураков»: «Одно тебе, дурак, лекарство — / Колпак! Носи и благодарствуй». Нет, короче, от глупости никакого лекарства. Хотя, есть! Мне же, вот, веткой по башке шибануло!.. Вот и всем бы так. Да… Смешно. Очень смешно. Так смешно, что плакать хочется. Точнее, выть. Волком. Как оборотень на Луну. Я и есть оборотень. Внешне-то человек, а внутри… Кто я теперь на самом-то деле? Что не человек, это уж точно. По крайней мере, не обычный человек. Выродок. Монстр! «Не обычный» — это урод. Как ни крути. Нелюдь!