Алексей со скукой окинул взглядом комнату и лениво щелкнул пальцами. Сидящая в углу женщина тут же стремительно сорвалась с места, подбежала к нему, встала на колени и начала делать минет. (Последнее время он развлекался тем, что дрессировал её, как собачонку. Один щелчок — минет, два — поза номер раз и т. д. Поначалу было забавно, конечно, но потом тоже очень быстро приелось.)
Алексей какое-то время вяло и без особого интереса за ней наблюдал, потом с хрустом потянулся и зевнул.
А-а!.. Осточертело всё! Всё одно и то же. Сучка эта, всегда на всё готовая. Как, блядь, юный пионер. Галстука только ей на шею не хватает. Красного. И горна с барабаном.
Вон как присосалась. Как пиявка. Не оторвёшь. Нравится, небось… Да, на совесть работает дамочка. («И на страх», ─ тут же цинично усмехнулся он про себя.) Прямо, как швейная машинка. «Зингер», блядь, в натуре. Правильно. Давай-давай! Трудись. Может, кончу хоть…
— Если опять не отсосешь, соска, пеняй на себя, ─ тихо, с угрозой в голосе произнёс он и с удовлетворением отметил, как Нина вздрогнула и задвигала головой ещё быстрее.
(«А какие мы гордые были!.. ─ злорадно думал Алексей, глядя сверху вниз на стоящую перед ним на коленях женщину, изо всех сил старающуюся ему угодить. — Фу-ты! ну-ты! «Да я!.. Да Вы!.. Да как Вы смеете!..» А стоило врезать пару раз… Всего и делов-то. Вот и вся наша гордость. Была, да вся вышла! Цена любому человеку. И всему его, так называемому, достоинству. Ну, может, кому не пару раз надо. А чуть побольше. Но в принципе разницы никакой. Результат тот же. Всем нам цена ломаный грош в базарный день.
Да-а… «Обезьяна!.. Урод!!..» Во как мы теперь у урода, у обезьяны-то сосём! За уши не оторвёшь. Тттварь! ─ Алексею вдруг снова припомнились некоторые унизительные детальки и нюансики той памятной сцены, когда он первый раз изнасиловал Нину, и он неожиданно почувствовал, что в душе его опять всколыхнулась та старая, глухая, тяжёлая обида и злоба. Ничего он, оказывается, не забыл! «Урод!» ─ Сссука!!»)
— Как сосёшь, мразь!? Разучилась?! Забыла, как мне нравится?! Чего, блядь, сосалку свою опять разинула!!? ─ в бешенстве заорал он, схватил Нину двумя руками за волосы и стал быстро двигать её голову взад и вперед, пытаясь поймать нужный темп.
Потом, чувствуя уже, что опять ничего не получится, грубо отшвырнул перепуганную женщину от себя и, тяжело дыша, в ярости уставился на неё налитыми кровью глазами.
Вот ттварь!! Сука проклятая! Что бы с ней такое сделать? Чтобы запомнила, стерва, на всю жизнь, кто здесь урод!
Алексей беспомощно огляделся по сторонам. Ничего! Кроме этой дурацкой кровати. Хоть бы палку какую!.. Или плётку. Или, лучше, кнут! Хотя нет. Кнутом еще уметь надо. Лучше просто плётку. Выпороть эту блядину! Отвести душу!.. Вот именно!! Выпороть! Вот прямо сейчас вот на этой самой кровати!..
В руке его вдруг оказалась плётка. Он мельком взглянул на неё и даже не очень удивился.
Ага! Понятно. Он же здесь хозяин. Господин. Царь и бог. Повелитель сна! Естественно, все его пожелания здесь должны немедленно сбываться. Правильно. Так и должно быть! Как же я раньше-то не догадался!
Ну-у-с!.. А вот теперь, моя милая Ниночка, мы с тобой наконец позабавимся. По-настоящему! Поиграем.
Алексей представил себе, как он будет сейчас пороть Нину… стегать её этой плёткой… по спине… по её обнажённой спине… по ягодицам… чуть подрагивающим, упругим… как взбухают под его ударами на коже багровые, огненные рубцы… как она кричит, корчится, извивается, визжит от боли… обжигающей, дикой боли…─ и почувствовал, что его всего уже прямо-таки трясёт от возбуждения.
Он ещё чуть помедлил, а потом, уже заранее замирая сладострастно от предвкушения чего-то совсем-совсем нового, неизвестного и до сих пор ни разу ещё не испытанного; какого-то острого, запретного, неведомого ему ранее наслаждения; неких неизведанных ещё, недоступных прежде, ослепительных, ярких, манящих, волшебных ощущений, дразнящих, жгучих и пьянящих — стал медленно-медленно приближаться к застывшей в смертельном ужасе Нинке, не торопясь окидывая её лихорадочным, пляшущим, воспалённо-горячечным и в то же время внимательным, оценивающим взглядом. Подойдя вплотную, он остановился.
Нинка вся сжалась в своем углу, закрывая голову руками. При виде плётки глаза её стали совершенно безумными, как у перепуганного насмерть животного.
Алексей подошёл еще ближе.
Та-ак!.. Неудобно её бить-то будет! Все удары по рукам и по голове придутся. Надо бы её на кровати разложить. И чтобы кто-то её держал. А кто? Подручные! Нужны подручные!
Он нетерпеливо защелкал пальцами. (Нинка рефлекторно дернулась было к нему, приняв это за команду, но тут же опять забилась в свой угол.)
Рядом с забившейся в угол женщиной сразу же возникли две молчаливые фигуры в каких-то бесформенных темных балахонах и надвинутых на глаза капюшонах, мгновенно подхватили её под руки и поволокли на кровать.
Нина не успела даже ничего понять и закричала лишь, когда её растянули на кровати лицом вниз, именно так, как хотелось Алексею.
Он всё так же, сгорая от нетерпения, но внешне не торопясь, лениво, небрежно, словно нехотя, поигрывая плёткой, приблизился к кровати. Уже дрожа весь, как в лихорадке и чувствуя в ушах какой-то протяжный, гудящий то ли шум, то ли звон, ощупал жадно и нетерпеливо глазами её длинные-длинные, стройные голые ноги… ягодицы… спину… выбирая место для первого удара и примериваясь. Потом вдруг, словно вспомнив что-то или даже вообще передумав, быстро подошел к лежащей на животе женщине, схватил её за волосы, рывком приподнял голову, судорожным движением засунул ей в рот свой твердый, буквально дрожащий, как струна, от перевозбуждения, член и сделал им там несколько коротких толчков.